- Не болит! Ничего не болит! У меня ж все кости ломило, после того, как в прошлом годе по весне застыл я, под лед провалившись. А тут, ничего! Да и по мужеской жиле чую тепло животворное пошло! Ну старая, вот приеду домой, я тебе покажу еще на что я годен! - радостно вопил мужик, - Барин, да я же ради такого дела Вам целый воз картузов привезу! Правильно батюшка говорил! Каждому воздастся по делам его. А я теперь ух!

- Охолонись, Никишка! Чай с княжичем разговариваешь! - урезонил разошедшегося мужика дядька. Ну а я тем временем стал пристраивать картуз на голову.

- Да уж, Ваша Светлость, удивили, так удивили. Вы теперь так всегда молниями разбрасываться будете? - удивленно и недоверчиво протянул доктор.

-У вас, сударь, тоже появилось желание проверить ее на себе? - вот ведь зануда, трубка клистирная, - Мне бы водички, очень уж умыться хочется.

- Нет уж, я как-нибудь и без нее, - боязливо отозвался доктор, - Очень уж у ваших молний получаются эффекты феерические. И ведь не похоже это на статическое электричество. - ух ты какие он слова знает и правильно складывает - А воду вон, уже несут.

- Дядька полей мне на голову, - скомандовал я. И пока тщательно промывал глаза, поддерживаемый доктором и кем-то справа, старался оглядеться по сторонам. Наконец, заметил то, что мне нужно и попросил дядьку вылить всю оставшуюся воду на меня, прям как есть в одежде. Мне просто необходимо было смочить и охладить свое тело. Надев картуз, спросил:

- Дядька, а там справа случайно не лавка с витриной?

- Она самая, Петр Алексеевич.

- Помоги к ней подойти.

- Зачем это тебе? - спросил удивленный дядька.

- Поверь, нужно, - не стал я вдаваться в подробности.

- Ну, хорошо, пошли. - в дядькиных интонациях слышалось явное сомнение и недоумение.

Подойдя к витрине, попросил помочь мне снять сюртук и рубаху. Старый казак возмутился - невместно княжичу телесами сверкать на публике. Пришлось настоять, да и доктор поддержал меня, хоть и не понимал, для чего это все нужно. А народу к этому времени набралось очень много, даже, вроде, парочка жандармских нижних чинов, к нам подтянулось. И кругом шепотки: молнию пережил, извозчика прикосновением вылечил, пришествие святого, убили молнией, погиб от молнии, сейчас одежку скинет и всех грызть пойдет, ну и прочее. Пренеприятное ощущение, должен я вам сказать, стоять в толпе и слушать, как я сейчас их всех клыками и когтями на части рвать буду. Люди, ау, вы вообще сбрендили?! Если я такой опасный, то зачем ко мне так близко стоите? Я ведь без смирительной рубашки! Так мало вам, вы еще и рассказываете что я с вами сердешными делать должен. Бабка, ты что из ума выжила?! Ну и фантазии у тебя кошелка! Мне двенадцать только исполнится. Да и не думаю, что захочется бросаться на такую каргу старую, даже если за двадцать будет. Мы, монстры существа нежные и на такое не способны! Ты же ужасней всех казней египетских! И вообще, люди, лучше бы вы все разбежались что ли по темным углам, глядишь кто-нибудь да и выживет.

Но мы же князья, нам честь блюсти надо! Потому стоим с каменной мордой помятого лица, и делаем вид, что ничего не происходит, и все так и должно быть. И никакая толпа в затылок не дышит, и странных перешептываний нет. Да и дядька вон с доктором с каменными лицами стоят и не реагируют. Им то хорошо, рядом с ними жандармы стоят. Только что это они постоянно крестятся? Ладно, рубаху снял. Пора посмотреть что за образования на груди и шее у меня.

- Дядька, ты тоже видишь, что и я? Это же крестильный крест с цепочкой выжжен?

- Он самый, Ваше сиятельство, - в голосе дядьки послышалось благоговение. Ээээ, дядька Николай, а ты у нас на грани религиозного экстаза, что-то не замечал я раньше за тобой особой набожности. Или тут что-то другое?

- Доктор, и Вы видите? - на старого казака полагаться не стоит, мало ли что он там в фанатизме своем узрит, а доктор человек науки, ерундой заниматься не будет.

- Да, вижу, - я оказался прав, никакого благоговения, лишь сухой исследовательский интерес, - И вид они имеют застарелый, как будто много времени прошло после ожога. Можете мне поверить, насмотрелся уже на разные ожоги.

- Они же серебренные были! Испарились? Это какая же температура была? У меня что, теперь крест пожизненно с собой будет, как клеймо? Что-то вроде духовного щита? Дядька, посмотри на шее, разрывов в выжженном следе от цепочки нет?

- Нет, Ваше сиятельство Петр Алексеевич, даже узелки отпечатались. Очень четко и качественно отпечатались. Каждое звено видно, - старик поднял трясущуюся руку словно желая прикоснуться к ожогу и тут же отдернул ее, истово перекрестившись.

- Вот же заладил Ваше сиятельство, да Петр Алексеевич, - возмутился я, садясь на землю - зови как раньше Петром, не чужой человек-чай. Рядом со мной оказалась вбитой в землю какая-то железка, ну я и направил на нее руку с желанием пустить молнию. Молния железку нашла. Послушная, стало быть.

- Значит молния во мне крестом заперта? Доктор, а если я сейчас всю молнию выпущу, что со мной будет?

А и правда, что будет? Но вот проверять желания как-то нет. Может быть, потом, когда освоюсь со своими новыми возможностями.

- Ну вы молодой человек и задали вопрос. Я не знаю. Но думаю что ничего хорошего, так как из ничего, ничего не происходит. Убьете вы себя.

Воооот, и я того же мнения!

- Ну, и не будем проверять. Помогите мне встать, будьте любезны. Нужно еще кое-что посмотреть.

Когда мне помогли подняться, я опять повернулся к витрине.

- Дядька а я ведь красавцем стал!

Отражаясь от витрины на меня настороженно и немного испуганно смотрел самый обыкновенный двенадцатилетний лопоухий и кареглазый мальчуган. Брови и ресницы сожжены полностью, на голове остатки волос торчат подпаленными клоками. Если не знать, что княжич, от деревенского и не отличишь. Хотя, тут вру. Отличишь, еще как отличишь. Вон стоят, деревенские мальчишки, перебирают босыми ногами по сырой после грозы земле. И дело даже не в одежде и наличии обуви. Взгляд другой, осанка, да и телосложение. Нет на мне следов вечного голода и авитаминоза. А вот на деревенских есть.

- Петр не переживай ты так из-за внешности, - с сочувствием попытался утешить меня дядька, - Волосы отрастут, и станешь как и прежде.

- Ну это вряд ли, - хмыкнул я. - После такого прежним не возможно остаться. И ожог зарастет? И нательный крестик заново вырастит? - подпустил я в голос ехидства. - Значит так. Идем к доктору, на осмотр и лечение. И вызови туда же цирюльника. Все это безобразие надо сбрить, полностью сбрить. И домой, в глушь, в имение, - я барственно махнул рукой, давно хотел так сделать, - Устал я что-то от этих приключений.

Спустя минут сорок, а может час, на время как-то внимания я не обратил, тщательно осмотревший меня доктор вынес свой вердикт:

- Вам, молодой человек, хоть и оказана вся необходимая помощь, но я не рекомендую под вечер ехать в имение. Вы туда ночью приедете, а это может сказаться на вашем самочувствии. Лучше уж полежите у нас под наблюдением, переночуйте, а с утра и поедете.

-Нет уж, доктор, - заупрямился я, еще с прошлой жизни терпеть не могу все эти больницы, - в имение поедем. Дома и стены помогают, да и матушка волноваться будет. Опять же вечером солнце не такое злое, глазам легче будет.

- Ну тогда я вам дам мази и инструкции применения, и с богом, - не стал настаивать местный эскулап, - И не забудьте врача вызвать в имение, вам сейчас необходимо постоянное наблюдение, случай не ординарный и науке не известный, мало ли какие осложнения могут быть, - и без переходов закруглил разговор, - Пролетка вас ждет. До свидания, - нет, все таки доктора они в любом времени в любом месте одинаковые.

-До свидания, и спасибо за помощь. А по поводу наблюдения, тут я уже заранее переживаю. Там ведь мамка с матушкой. Так ведь мало того святые отцы набегут. Вот где будет постоянное наблюдение и контроль, а так же душеспасительные беседы! - я скривился.